— Из нашей квартиры пойду я одна, — сказала Шура, — и за всех отработаю.

Она даже немножечко заважничала.

— Ты нос не задирай, работай сама за себя, — сказала мама. — Что на дворе, что на стройке — работа одна.

Зацветут липы, тополь, акация

На следующий день, когда Шура вышла во двор, там уже было много народу. Управдом раздавал лопаты.

— Прошу, граждане, прошу! — говорил он, вручая кому лопату, кому грабли.

Ему помогала Володина мама. Она была в нарядном фартуке и в такой же косыночке и всем улыбалась.

— Дети, вы не будете копать, — сказала она Шуре, которая протянула руку за лопатой. — У нас нет для вас инвентаря.

— Чего нет? — переспросила Шура.

— Ты же, девочка, не удержишь такую лопату?

— Попробую, — ответила Шура.

Но ей всё равно не дали лопату.

— Вот вам, ребята, корзина, — сказал управдом. — Будете собирать в неё камни и мусор.

Взрослые стали копать лунки для деревьев. В земле попадалось много битого кирпича и разных железок. Корзин не хватило, и ребята складывали всё просто в кучу.

— Деревья должны свободно расправить в земле корни, — объяснял Мишин дедушка. — Если корням плохо, дерево не растёт.

Он осматривал саженцы, прислонённые к стене дома. Тонкие деревца ждали, когда они станут каждое на своё место.

— Вот этот вряд ли приживётся. — Дедушка с сожалением отставил прутик без корней.

— Подсунули! — с горечью сказал управдом. — Уж как смотрел, а всё-таки подсунули!

— Может быть, он просто случайно попал сюда, почему же обязательно подсунули? Это ясень, а больше, как я вижу, ясеня нет, — пояснил Мишин дед и распорядился: — Первыми будем сажать липы!

Жильцы работали очень хорошо и весело. Один мужчина в очках даже запел песню:

Но Володина мама подошла к нему и сказала:

— Что с тобой?

Шура была рядом, и ей было слышно, как, протирая очки, этот человек стал объяснять, что у него сегодня прекрасное настроение.

— Но петь-то дома можно! — возразила Володина мама.

Так Шура и не дослушала песню, которую раньше никогда не слыхала.

Володя Рогов тоже работал, только на Шуру не обращал никакого внимания, будто они не были знакомы. У него в кармане лежал билет на дневное цирковое представление. Он очень старался, чтобы уйти пораньше и не опоздать в цирк.

— Мы посадили сто двадцать два дерева! — объявила Шура Диму, который сам открыл ей дверь.

Хотя папа и мама ещё не пришли с работы, дома уже был накрыт стол, а на плите стоял горячий борщ.

— Ты делал резкие движения? — строго спросила Шура.

— Абсолютно ни одного, — ответил Дим и прошёлся по комнате так плавно, будто под его ногами была палуба корабля, который шёл по морю в самую хорошую погоду.

— Вот, посмотри, — сказала Шура, подходя к окну, — это липы, они вырастут очень большие. А это акация, она весной будет цвести. А это… я забыла, как называется, тоже очень хорошее дерево!

— Это тополь, — сказал Дим.

— Тополь! Правильно, тополь! — обрадовалась Шура. Как же она могла забыть такое знакомое дерево, которое росло за окном старого дома, где она жила раньше! — Я его просто не узнала.

— Это бывает. Не только дерево — человека иногда не узнают, — сказал Дим.

— Узнают, только притворяются, что не узнали. Вот Володька сегодня делал вид, будто совсем меня не знает. Пускай!.. А тополь, знаешь, через два года уже большой вырастет.

— Ты будешь тогда в седьмом классе и потребуешь туфли на каблуках! — сказал Дим.

Шуре очень нравилось, что Дим шутит. Последние дни он был молчалив. Если у человека болит сердце, он прислушивается к нему и молчит.

Шура подошла к столу и отщипнула корочку хлеба.

— Очень есть хочется! — сказала она.

В этот воскресный вечер во многих квартирах жильцы подходили к окнам и смотрели вниз на деревья, которые расправляли корни в рыхлой земле и уже приживались на новом месте. Пройдёт год-другой, и можно будет посидеть в тени настоящего сада.

На свете бывают несправедливости

Володя Рогов назначил в этот день сбор кружка. Он принёс с собой в школу длинный свёрток, похожий на самоварную трубу, и заботливо положил его на шкаф.

«Что там у него?» — подумала Шура, но, конечно, ни о чём не спросила.

Зато Рогов спросил её сразу:

— Чем же ты болела, Проценко, гриппом или воспалением лёгких?

Наташа Левашко, улыбаясь, ждала, что же ответит Шура.

— У меня болел живот, — громко сказала Шура, крепко сжав дрожащие губы, и уселась за свою половину парты.

Наташа Левашко фыркнула, торжествующе поглядев на председателя отряда. В это самое время в дверях класса появился Пётр Петрович. Все встали и поздоровались с ним.

— Садитесь! — сказал Пётр Петрович.

— Шура Проценко пришла! — обрадовался он. — Отлично! После уроков останешься. Ты можешь сегодня?

— Могу, — ответила Шура.

Шура стояла перед классом, в котором у неё ещё не было товарищей. Правда, один мальчик уже считал её своим другом. Но он ей этого не сказал, а она сама не догадывалась.

Миша Коршунов был рад, что Шура пришла сегодня в школу. И он ей сочувствовал, потому что знал, как трудно навёрстывать пропущенные уроки.

— Садись, Шура, садись, — сказал Пётр Петрович.

Шура молча опустилась на парту рядом с Роговым, который смотрел в другую сторону.

Когда Рогов выполнил поручение классного руководителя и обнаружил, что Проценко во время контрольной отсиживалась дома, он сразу сказал:

— Проценко надо обсудить на совете отряда. Пионерка не должна быть трусихой. Совершенно здоровая, а сидит дома.

Пётр Петрович выслушал его и потом спросил:

— Ты с кем там беседовал?

— С нею самой беседовал, — ответил Володя. — Она даже похвалилась, что совсем не больная.

— Так, так, неважные дела, — сказал Пётр Петрович.

— Неважные, — согласился Володя.

И вдруг — он просто ушам своим не поверил! — Пётр Петрович, который сам попросил его всё узнать, сказал:

— Вы на совете по поводу Проценко ничего не решайте, а контрольную она напишет потом.

— Неужели не понимаешь? — объясняла Володе Наташа Левашко. — Её мама или папа позвонили, наверно, в школу, вот и всё. Подлизались. А ты, дурак, ходил, проверял!

Володя даже «дурака» проглотил молча, так его удивил классный руководитель.

Пётр Петрович, классный руководитель пятого класса «А», понравился Володе с первого дня.

— Он у нас мировой, — рассказывал Володя дома про Петра Петровича. — Молодой, спортсмен, у него разрядный значок.

Когда Пётр Петрович прочитал в классе пьесу «Двенадцать месяцев», которую будет ставить драмкружок, то все ребята хлопали, как в театре, — так хорошо он читал.

На переменах Петра Петровича окружали ученики, будто доброго великана.

— Пётр Петрович! Пётр Петрович! — только и слышалось со всех сторон.

Однажды Володя увидел Петра Петровича на улице. И он с гордостью сказал совсем незнакомому человеку, который шёл рядом (тогда он не знал, Что это дед Миши Коршунова):

— Это наш учитель. Видите, идёт по той стороне? Высокий, в сером пальто.

Незнакомый человек приподнял шляпу.

— Очень похвально, юноша, что вы так почтительно относитесь к учителю. Разрешите узнать, в каком классе учитесь?

— В пятом, — ответил Володя.

— Мой внук тоже учится в пятом, — сказал незнакомец и попросил: — Подержите, пожалуйста, этот сосуд. Я застегну пуговицу, сегодня ветер.

Володя держал стеклянную банку, в которой плавали рыбы.